Я американский писатель, рождённый в России, получивший образование в Англии, где я изучал французскую литературу перед тем, как на пятнадцать лет переселиться в Германию.
Моя голова разговаривает по-английски, моё сердце — по-русски, и моё ухо — по-французски.
Я мыслю как гений, пишу как выдающийся писатель и говорю как ребенок.
В мире нет ни одного человека, говорящего на моем языке; или короче: ни одного человека, говорящего; или еще короче: ни одного человека.
Учителей у меня не было, но некоторое родство я признаю – например, с Прустом…
Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо еще заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык ради второсортного английского.
Когда я пишу? Всегда, когда мне этого хочется. Я записываю стенографически – иногда на скамейке в саду, или в парке, или в автомобиле, или в постели. Я всегда пишу карандашом на справочных карточках.
Я всегда был скверным оратором. Мой словарный запас обитает глубоко в сознании, и чтобы выползти в область физического воплощения, ему необходима бумага. Спонтанное красноречие представляется мне чудом.
Я не думаю ни на одном языке. Я думаю образами. Я не верю, что люди думают на языках. Нет, я думаю образами, и лишь иногда русская или английская фраза вспенится мозговой волной, но вот, пожалуй, и все.
Я горжусь тем, что никогда не стремился к признанию в обществе. Я никогда в жизни не напивался. Никогда не употреблял мальчишеских слов из трех букв. Никогда не работал в конторе или угольной шахте. Никогда не принадлежал к какому-либо клубу или группе. Я не рыбачу, не готовлю еду, не танцую, не рекомендую книги, не даю автографов, не подписываю декларации, не ем устриц, не хожу в церковь, не посещаю психоаналитиков и не принимаю участия в демонстрациях. Ни одно учение или направление никогда не оказывали на меня ни малейшего влияния. Ничто не утомляет меня больше, чем политические романы и литература социальной направленности.
Никак не удается мне вернуться в свою оболочку и по-старому расположиться в самом себе, — такой там беспорядок: мебель переставлена, лампочка перегорела, прошлое моё разорвано на клочки.
Великая литература идёт по краю иррационального.
Надо помнить, что искусство движется всегда против солнца.
Мне думается, что в этом смысл писательского творчества: изображать обыкновенные вещи так, как они отразятся в ласковых зеркалах будущих времен.
Искусство — божественная игра. Эти два элемента — божественность и игра — равноценны. Оно божественно, ибо именно оно приближает человека к Богу, делая из него истинного полноправного творца. При всем том искусство — игра, поскольку оно остается искусством лишь до тех пор, пока мы помним, что в конце концов это всего лишь вымысел.
Книги, которые вы любите, нужно читать, вздрагивая и задыхаясь от восторга.
Высшая мечта автора: превратить читателя в зрителя…
Писатель должен оставаться за пределами создаваемой им условности: не вне собственного творчества, но вне жизни, в ловушки которой он не должен попадаться. Короче говоря, он словно Бог, который везде и нигде. Это формулировка Флобера. Все, хоть чего-то стоящие писатели, – юмористы. Я не П. Г. Вудхауз. Я не клоун, но покажите мне великого писателя без чувства юмора.
Идеологическая отрава — пресловутая «идейность» произведения (если прибегнуть к понятию, изобретенному современными критиками-шарлатанами) начала подтачивать русскую прозу в середине прошлого века и прикончила её к середине нашего.
Я думаю, что и сейчас по-русски кое-кто пишет неплохо. К примеру, Мандельштам, умерший в концентрационном лагере, был замечательным поэтом, но литература не может процветать, когда ограничивают человеческое воображение.
Я не в восторге от «Доктора Живаго»… По сути дела, Пастернак путает советскую революцию с либеральной революцией.
Русские переводчики с английского — ослы просвещения.
Жизнь — только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями.
И вообще, мир — это, знаете, дерьмо.
Трёхсложная формула человеческой жизни: невозвратность прошлого, ненасытность настоящего и непредсказуемость будущего.
Нельзя строить жизнь на песке несчастья.
Нет ничего ближе к опровержению основных законов физики, чем умышленная езда не по той стороне.
Эволюция смысла в некотором смысле является эволюцией бессмыслицы.
Все в мире прекрасно, но человек только тогда признает прекрасное, когда видит его либо редко, либо издалека.
Тогда я почувствовал нежность мира, глубокую благость всего, что окружало меня, сладостную связь между мной и всем сущим — и понял, что радость, которую я искал в тебе, не только в тебе таится, а дышит вокруг меня повсюду, в пролетающих уличных звуках, в железном и нежном гудении ветра, в осенних тучах, набухающих дождем.. Я понял, что мир вовсе не борьба, не череда хищных случайностей, а мерцающая радость, благостное волнение, подарок, не оцененный нами.
Бывают такие мгновения, когда все становится чудовищным, бездонно-глубоким, когда кажется так страшно жить и еще страшнее умереть.
Если в первом действии висит на стене ружье, то в последнем оно должно дать осечку.
Мечта и действительность сливаются в любви.
Густое счастье первой любви неповторимо.
Убить её, как некоторые ожидали, я, конечно, не мог. Я, видите ли, любил её. Это была любовь с первого взгляда, с последнего взгляда, с извечного взгляда.
Духовное и телесное сливалось в нашей любви в такой совершенной мере, какая и не снилась нынешним на все просто смотрящим подросткам с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами.
Мы любили преждевременной любовью, отличавшейся тем неистовством, которое так часто разбивает жизнь зрелых людей.
Перемена обстановки — традиционное заблуждение, на которое возлагают надежды обреченная любовь и неизлечимая чахотка.
Всегда есть наслаждение в кружевной вуали, сквозь которую глаза, знакомые только тебе, избраннику, мимоходом улыбаются тебе одному.
Следует отличать сентиментальность от чувствительности. Сентиментальный человек может быть в частной жизни чрезвычайно жестоким. Тонко чувствующий человек никогда не бывает жестоким.
Он был из тех впечатлительных людей, которые краснеют до слез от чужой неловкости.
Есть люди, которые живут именно глазами, зрением, — все остальные чувства только послушная свита этого короля чувств.
О, дайте мне хоть разок посентиментальничать. Я так устал быть циником!
Если один мужчина шлепает другим об пол, как тряпкой, он страстен до жути.
Я же всегда выбирал нравственную гигиену невмешательства.
Лучшая реакция на вражескую критику — улыбнуться и забыть.
Трусы мечты не создают.
На свете нет ничего столь же мне ненавистного, как коллективная деятельность, эта коммунальная помывочная, где скользкие и волосатые мешаются друг с другом, только увеличивая общий знаменатель бездарности.
Когда год за годом твердишь о своем намерении что-то сделать и тебе уже тошно оттого, что никак не можешь на это решиться, гораздо проще убедить всех, что ты уже это свершил, – и до чего же приятно забыть наконец всю историю!
В любви нужно быть как сиамские близнецы: один чихает, когда другой нюхает табак.
Брачная ночь выдалась довольно забавная, и моими стараниями дура моя к утру была в истерике.
Советуем также почитать цитаты Владимира Ильича Ленина.
Балуйте детей, господа! Никто не знает, что их ожидает в будущем.
Современные наши понятия об отношениях между отцом и дочерью сильно испакощены схоластическим вздором и стандартизированными символами психоаналитической лавочки.
Удивительно, как трудно что-нибудь спрятать — особенно когда жена только и делает, что переставляет вещи.
Желания мои весьма скромны. Портреты главы государства не должны превышать размер почтовой марки.
Исполнительная власть да покорится власти законодательной!
Я никогда не вернусь, по той простой причине, что вся Россия, которая мне нужна, всегда со мной: литература, язык и мое собственное русское детство. Я никогда не вернусь. Я никогда не сдамся. И в любом случае гротескная тень полицейского государства не будет рассеяна при моей жизни.
Чем больше вы любите воспоминание, тем более сильным и удивительным оно становится.
Память воскрешает все, кроме запахов, и зато ничто так полно не воскрешает прошлого, как запах, когда-то связанный с ним.
Память, сама по себе, является инструментом, одним из многочисленных инструментов, используемых художником; и некоторые воспоминания, скорее интеллектуального, чем эмоционального характера, очень хрупкие и часто теряют аромат реальности, когда романист погружает их в свою книгу, когда их отдают персонажам.
Знаешь, ужасно в смерти то, что человек совсем предоставлен самому себе.
Жизнь — большой сюрприз. Возможно, смерть окажется ещё большим сюрпризом.
Многоточие — это следы на цыпочках ушедших слов.
Я часто думаю, что необходим специальный знак пунктуации для улыбки — некая вогнутая линия или лежащая на боку круглая скобка.
Шелестящее, влажное слово «счастье», плещущее слово, такое живое, ручное, само улыбается, само плачет…
Каждый отдельный день в году подарен одному только человеку, самому счастливому; все остальные люди пользуются его днем, наслаждаясь солнцем или сердясь на дождь, но никогда не зная, кому день принадлежит по праву, и это их незнание приятно и смешно счастливцу.
В моих гигиенических сношениях с женщинами я был практичен, насмешлив и быстр.
Самое звучание слова «секс», с его по-змеиному пришипившейся пошлостью и с кошачьим «кс-кс» на конце, представляется мне до того бессмысленным, что я поневоле сомневаюсь, что за этим словом стоит какое-нибудь настоящее значение.
В каждом человеке в той или иной степени противодействуют две силы: потребность в уединении и жажда общения с людьми.
Замечательная человеческая особенность: можно не знать, что поступаешь хорошо, но нельзя не знать, что поступаешь плохо.
Кто бреется, тот каждое утро молодеет на день.
К Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники.
Когда дикое ущелье превращается в курорт, орлы улетают.
Странно, что вот деньги есть, а мечта остается мечтой.
Они говорили мало, говорить было слишком темно.
Истина – одно из немногих русских слов, которое ни с чем не рифмуется.
Любопытство – это высшая форма неповиновения.
Гений, это негр, который во сне видит снег.
Я люблю шахматы, однако обман в шахматах, так же как и в искусстве, лишь часть игры; это часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий, мысленных перспектив, возможно, перспектив ложных. Мне кажется, что хорошая комбинация должна содержать некий элемент обмана.
